тома , Шарм Эль Шейх

В отзыве есть: Личные впечатления

Маленькое египетское приключение

МАЛЕНЬКОЕ ЕГИПЕТСКОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ.

Белые сигары толстеньких Боингов проплывали по безукоризненному небу, как волны, с завидной регулярностью выбрасывающие на египетский берег очередные сотни жаждущих лета в середине зимы. Мне, одуревшей от пробок, работы, новогодней суеты и бессонницы Египет с первой минуты распахнул свои душистые экзотические объятия – в Шарм эль Шейхе было ярко, шумно, солнечно и весело. И на рецепшене в отеле сразу поднесли ледяное душистое полотенечко – вытереть с дороги руки…
Вино и пиво местные – бесплатно. Сегодня это для меня легкое белое вино, вечером такое же легкое светлое пиво, я ела незнакомые фрукты и пирожки с непонятной начинкой, и Коля всё время ворчал, что мой 48ой размер к концу подаренной им недели превратится в египетский – для необъятных местных хабиби… Но всё было так красиво, так вкусно, так пряно!..
Эта страна будоражила меня, все вокруг было нереально и похоже на декорации сказки про тысячу и одну ночь - белое, везде золотые тутанхамоны, башенки и купола. В воде рыбы непуганые, яркие, порхают, как птицы. А ветер то с запада, то с востока – бедные финиковые пальмы, запелёнутые в камыши по причине несезона, гнулись чуть ли не до земли…
Вот итальянские старухи с малиновым маникюром, подбритыми усами и безнадёжными коленями, а вот чувашки, обзывающие друг друга татарками, которых виски с горячим кофе «не вставляет», вот четыре щебечущих немолодых сибирячки в стрингах и с масками, они встречали восходы солнца на берегу и ездили на такси на дикий пляж…И сокол жил на пляжном флагштоке, он время от времени нырял за очередной яркой рыбиной – было ему страшно неудобно на этом металлическом кругляше, и тем не менее – это была его территория!
Лицо к концу уже второго дня было похоже на помидорчик. На что еще может быть похоже лицо, вырвавшееся из двадцатиградусного мороза к почти экваториальному солнцу? Да, на помидорчик, я и говорю. Оно полыхало жаром , как обогреватель – на ресторанной террасе во время ужина мальчики в белых костюмах зажигали такие для тех, кому эти январские вечера на воздухе были «нормаль», потому что на столах горели свечи в каменных светильниках, да над головой шипел газ желто-голубым цилиндром мягкого тепла…
Нет, говорила я Коле. Нет, говорила я новым нашим знакомым – в воду не пойду. Этих Рыб я видела и с пластмассового понтона. Да, красиво. Но волны, волны! И дна нет под ногами, одни кораллы! Я к своему возрасту, которого мне никто не даёт, но всё равно он есть , и приличный, с внуками уже – к этому возрасту я научилась себя не насиловать ни в чём. И в этот аквариум решила не входить. В следующий раз. И вообще я думала, что я мудрая. Зря думала…
Коля, говорила я ему, ведь это всего неделя, а потом всё будет как всегда, ты будешь приходить домой раньше меня, будешь готовить ужин, всегда по науке легкий, и я опять буду клевать его, как птичка. Немолодая, правда, но всё равно красивая птичка. И не будет дома никакого толстого певца, который для меня одной пел вчера на террасе. И не будет уборщика, которого я так и не увидела ни разу, но который на моей кровати сооружал немыслимых лебедей из полотенец. И не будет приставучих пацанов-зазывал на бесконечном восточном рынке с их одинаковыми шутками. И не будет вообще ничего такого, что тебя здесь раздражает и мучает , причем до того, что ты по вечерам остаешься один в белом номере – и ты перестанешь ночью дергаться от шагов и шорохов за дверью номера, и мы вновь будем везде ходить вместе, и твой внук будет вновь виснуть на мне, как на родной…
Но это всё будет потом, после, а сейчас я сижу в обитой бордовыми тяжелыми коврами лавочке, и Саид объясняет мне разницу между косметическим, массажным и лечебным сандаловым маслом. Мне оно ни к чему – это подруга попросила привезти ей настоящего сандалового масла. Я яростно торговалась с Саидом два вечера подряд, деньги подруга мне отдаст всё равно, но торг был искусства ради, мне с Саидом просто нравилось торговаться, он был не по-здешнему тихий, со шрамом через всё лицо, и одет был вдруг в камуфляжные джинсы, а я уже за эти дни устала от малолетних наглецов, говорящих тебе что-то обидное в спину, если ты у них ничего не купила. Но лавочек было так много, сувениров в них еще больше и не купить же всех сфинксов-нефертити-папирусов и скарабеев!
( Преступление и наказание в течение часа - в лавочке с травами я умыкнула корешок для женского здоровья, дай, думаю, проверю вечером! И тут же в одёжной лавке необъятный араб ( назвать его египтянином язык не повернётся – те похожи на молодых грациозных верблюдов с огромными глазами и прямыми ресницами) просто нагло отобрал у меня единственную ручку, добродушно похлопав по плечу пухлой рукой – мол, сувенир от тебя, раз я тебе платье со скатертью продал всего за 100 фунтов…)
Вот и торговалась-играла я с Саидом, жаловалась ему на приставучих масляноглазых его соотечественников. Саид кивал и соглашался. И вдруг набрал в ладонь масла, обмакнул в него пальцы и провёл по моему полыхающему лбу. И были пальцы эти как лепестки дивных южных разноцветных бугенвиллий , легкие и прохладные, а касался лба он так невесомо, что я сама подставила ему лицо. Подумалось – вот это сервис, вот это умение торговать, но эти пошловатые мысли как воздух над светильниками ушли в небо…
Что это был за массаж? Он разглаживал прохладными пальцами мои мимические (увы-увы, и не только мимические…) морщинки, и смотрел на меня сосредоточенно и очень серьёзно, его пальцы уходили в волосы надо лбом, и я тянулась за ними, и не отпускала, и ластилась, как ( простите банальность сравнения!) большая дымчатая кошка, и ловила себя на этом, и удивлялась себе; а он кружил вокруг меня, кружил, как сокол с флагштока, он завораживал, очерчивал, и взгляд его тяжелел, темное лицо со шрамом каменело…Не смотри на меня , сказал мне вдруг Саид, не смотри на меня , твои голубые глаза прожигают моё сердце. Да уж, на моём помидорчике серые мои глаза сверкали вполне себе…
И – да, я , наверное, сошла с ума. Я три вечера подряд неслась в этот торговый центр, и Саид - ну, правда! - расцветал мне навстречу, он начал выбриваться до синевы, надевал белую сорочку, и говорил, говорил…
Он говорил на неправильном английском, и я понимала его! И говорила сама, и разговор был примерно такой:
- Я звонил мой мазе, она спрашивал – почему грюстни, синок?И тут я лук ю, и смеялся, и мама спросил – синок, ю крейзи?Я говорил ей – вот идьёт мой любими жэншын, мой жена, май сонса, я ее привезу. Ти поедешь май мама и май систа? Почему нет? Вай ноу? Я не нравишся ю? Май хат сэй ми – Саид, ты ждал эту жэншыну весь жизн, всегда, ю андэстэнд ми?
Я говорила ему о разнице в возрасте.Он говорил - не проблема, и твоему, и моему сердцу по двадцать лет, мы романтики. Я говорила ему о разнице в вере. Не проблема, говорил он, я перейду в твою веру. Я говорила ему о том, что я там, дома - начальник. Он говорил мне – не проблема, ты и здесь будешь делать что захочешь. Я говорила ему – я с мужем. Он говорил мне – это проблема, но он плохо на тебя смотрит….Да уж, Коля полтора года назад ушёл ко мне из своей семьи, и я называю его «сладенький» , но какой он сладенький? Пузатый, когда раздражается – наливается малиновым чем-то, пошло шутит, сам же радостно хохочет, и золото везде – на шее, на руках, во рту…я это видела уже давно, но куда его деть? Опять же – не одна… Жили и жили, и у нас было пятеро детей на двоих, все уже дружили, и всем мы здесь покупали одинаковые подарки…
Саид говорил, и разглаживал моё лицо, а я думала – никто и никогда не прикасался так ко мне. Ни один из трех моих мужей. Я понимала чётко, что это – профессия этого Саида, что это – Восток. Но так же чётко вдруг я поняла, что уйду от Коли. А хоть бы к Саиду. А хоть второй женой. И он каждый день – или пусть через день - будет прикасаться ко мне как ветер, а я буду вытирать ему его сандаловые тёмные пальцы, и тогда, может быть, уйдет тоска из его сумрачных глаз. И из моего одинокого сердца.
… А масло подруге я так и не привезла – Саид забыл за этим всем заклеить бутылочку скотчем, я не рискнула сдать её в багаж и масло конфисковали в аэропорту Шарм эль Шейха.